Какие политические институты называет в своем интервью Л. Гудков (см. «Первичную информацию и проблематизацию») в начале данного кейса? Найдите их (не менее восьми), занесите в таблицу 1

 Кейс «Как модернизировать в России политические институты?»*

Первичная информация и проблематизация. В журнале «Профиль» 
(14 марта 2017 года) опубликована статья директора «Левада-центра» 
Л. Гудкова «К большой войне, будь то с Украиной, будь то с Западом, население не готово» о том, почему россияне считают, что присоединение Крыма к России – это повод для гордости.

Приведем далее это интервью в полном объеме.

– Корреспондент: Некоторые политики и эксперты предлагают провести президентские выборы в 2018 году в день присоединения Крыма – 18 марта. Мол, так можно будет явку повысить. По вашему мнению, перенос выборов именно на это число может возбудить общественный интерес?

– Патриотическая эйфория, вызванная присоединением Крыма, была очень высока и держалась долгое время, но сейчас она спадает. Прежде всего сказывается ухудшение экономической ситуации. Кроме того, свою роль играет периодическое ослабление антиукраинской риторики и – в связи с избранием Д. Трампа – антиамериканской пропаганды. Есть и еще один важный момент – психологическая усталость, нельзя все время бить в барабан и держать людей во взвинченном состоянии. «Крымская мобилизация» идет на спад, но не исчезла. А сама по себе дата значения не имеет, ее просто вряд ли помнят.

– Корреспондент: По данным проведенного недавно «Левада-центром» опроса, главным поводом гордиться Россией 83 % считают победу в Великой Отечественной войне. На втором месте, хотя и с большим разрывом – 43 %, значится присоединение Крыма к России. Почему Крым занимает такое особое место в сознании россиян?

– Тут значение имеет не событие, а контекст. Контекст – Россия противостоит Западу, утверждает свои интересы, этим актом сопротивления демонстрирует свою возросшую силу, возросшее значение на мировой арене. Не Крым сам по себе важен, а именно демонстративный жест.

Начиная с распада СССР, мы фиксировали травму от утраты статуса великой державы. Но после весны 2014 года большинство людей считает, что таким жестом, такой конфронтацией с Западом Россия утвердила себя в качестве одной из самых влиятельных держав. Это наполнило людей и гордостью, и самоуважением. И это указывает на глубокую травму коллективного сознания, болезненный комплекс национальной неполноценности.

– Корреспондент: Получается, что роль «Крыма» могло сыграть все что угодно…

– Крым считался конфликтной территорией, начиная с 1992 года абсолютное большинство считало, что полуостров должен был быть возвращен России.

– Корреспондент: Присоединение Крыма резко повысило рейтинг Владимира Путина…

– Рейтинг Путина падал начиная с 2009 года, после того как разразился экономический кризис, после войны с Грузией. Причем падал очень существенно и к концу 2013-го – началу 2014 года находился в самой своей низшей точке. Нарастало раздражение. Сочинская Олимпиада чуть приостановила снижение рейтинга. А начиная с марта 2014 года буквально за два месяца рейтинг поднялся до максимальных значений.

– Корреспондент: Сейчас «крымский фактор» по-прежнему влияет на президентский рейтинг?

– Именно этот фактор держит рейтинг Путина на одном и том же уровне. Одобрение всех других властных институтов, и правительства, и премьер-министра, и губернаторов, я уже не говорю о партиях, падает, и очень заметно. Иначе говоря, ответственность Путина переносится на другие уровни власти. Кризис, падение доходов – это очень ощутимые факторы. И они сбивают эйфорию.

– Корреспондент: О влиянии экономического кризиса на популярность Владимира Путина говорить еще рано?

– Да. Мы многократно наблюдали механизм переноса. Царь хороший, бояре плохие. Здесь срабатывает механизм психологической защиты первого лица. Он выполняет функцию символа коллективного целого.

– Корреспондент: Он символ страны и по определению не может быть в чем-то виноват, нести какую-то ответственность…

– Именно так. Он выше всех проблем.

– Корреспондент: Россияне говорят, что они гордятся победой в Великой Отечественной войне, гордятся присоединением Крыма. Возникает ощущение, что «российский человек» ищет некие точки опоры исключительно в прошлом…

– Да, и это не случайно. Усиление контроля над обществом, прежде всего усиление контроля над медийным пространством, над общественными организациями, «управляемая демократия» подавили возможность и публичных дискуссий, и постановки новых целей. С ужесточением контроля исчезло представление о будущем. Можно сказать, что возникло состояние, когда будущее стало непроблематичным.

– Корреспондент: О будущем никто не задумывается?

– Скорее, россияне надеются, что, по крайней мере, будет не хуже, чем сейчас.

– Корреспондент: Лишь бы не было войны?

– Лишь бы хуже не было. Отсюда отказ от претензий к власти или, по крайней мере, снижение уровня претензий к власти. Кроме того, та парадигма, в которой жила страна последние 15–20 лет, парадигма перехода к какой-то западной модели демократии и рыночной экономики, она исчезла, растворилась.

– Корреспондент: Не обозначено направление, куда мы идем, что нам нужно…

– Главный приоритет – сохранение стабильности, сохранение власти у тех, кто сегодня руководит страной. Соответственно, размываются представления о необходимости изменений. Поэтому идет обращение к прошлому для легитимизации нынешней системы. Воображаемое прошлое, мифология прошлого тут чрезвычайно важны.

– Корреспондент: Госпропаганда активно эксплуатировала тему защиты русских в Крыму. В то же время опросы показывают, что за признание самопровозглашенных ДНР и ЛНР выступают меньше трети. Хотя тема защиты русских людей на этих территориях от угрозы «украинского фашизма» тоже звучит. Тема защиты русских для массового сознания сейчас уже не столь актуальна, как это пытаются преподнести официозные масс-медиа?

– Почему поначалу была так активно поддержана украинская политика нынешнего руководства? Потому что пропаганда задавала тон, мол, в Киеве произошел фашистский переворот, каратели грозят геноцидом… Подавляющее большинство одобряло эту политику. Но до определенного момента. Пока на горизонте не возник призрак большой войны.

К большой войне, будь то с Украиной, будь то с Западом, который, по версии пропагандистов, все это спровоцировал, население не готово и не хочет ее. Лишь бы не было войны – этот тезис до сих пор разделяют 56–58 %.

Управленческую проблему данного учебного кейса можно сформулировать следующим образом: социологи до сих пор не видят в нашей стране сформированную систему политических не силовых институтов, способных реализовывать основные интересы российских граждан.

Какие политические институты называет в своем интервью Л. Гудков (см. «Первичную информацию и проблематизацию») в начале данного кейса? Найдите их (не менее восьми), занесите в таблицу 1 и проранжируйте по степени влияния на российское общество (1 – наиболее сильное влияние, 8 – самое слабое влияние).

Таблица 1